С послевоенным геополитическим переустройством Европы и появлением на карте мира темы «Калининграда» более полувека назад, начался и новый этап в истории архитектуры данного «Места». Основой его развития послужил уникальный прецедент в новейшей истории, сжатая форма которого заключается в следующем – одна этническая культура существует в материальной и исторической культуре другого этноса, пользуется и приспосабливает ее по мере возможности для своих нужд.
В результате искусственной, волевой смены прежнего статуса города в 1946 году произошло одномоментное изменение всех его прежних городских традиций, в том числе и профессиональных традиций. Изменился и региональный культурный вектор – западно-европейская художественно-строительная культура сменилась на советско-российскую, что соответственно привело и к изменению всей региональной ментальности, эстетических приоритетов, ценностных предпочтений, мировосприятия, в том числе и восприятия «места».
Ярко выраженная утилитарная форма отношения к городу в первые послевоенные годы не позволяет говорить в полной мере об архитектурно-градостроительной культуре этого времени. Разборка, расчистка, элементарное обустройство и приспособление – поглощали основной трудовой и экономический ресурс. Адаптационный характер этого этапа в архитектуре и градостроительстве был связан в основном, с одной стороны, с осознанием и привыканием к неизвестному масштабу города, а с другой с постоянными «открытиями» и удивлениями от экзотического качества оставшейся архитектурной пластики и форм «чужой» материальной культуры.
Этот период начинается с такого понятия, как «трофейный город», с осознания того, что «чужое» уже становится «своим». И начавшаяся вслед за этим архитектурно-градостроительная колонизация города привела к различным формам отношений между такими категориями, как «свое – чужое», «родное – враждебное», «созидание – разрушение», «старое – новое», «прошлое – будущее».
Первый осознанный системный план восстановления и реконструкции разрушенного войной города был разработан еще в 1949 году и уже тогда было принято решение и выбран идеологический вектор на строительство нового советского города, где постепенно стиралась бы память о многовековой довоенной истории «места».
Еще в конце 40-х годов в разрушенном городском ландшафте, который представлял собой послевоенный старый город, уже остро ощущалась необходимость создания новой репрезентативной архитектурно-градостроительной формы. Для чего и была выделена в частично сохранившейся северо-западной части города градостроительная единица – проспект Мира, на которой находились крупные и заметные объекты – театр, зоопарк, здание будущей гостиницы «Москва», стадион, парк. Сосредоточение в одном месте и сохранность которых, позволяла при относительно небольших затратах и в короткие сроки создать локальное средовое качество среди разрушенного войной городского пейзажа. Господство в этот период сталинского неоклассицизма определило и стилевой характер работ по реконструкции проспекта Мира. Как известно классическая традиция не предполагает островерхие крыши, поэтому при реконструкции немецких зданий их стропильные конструкции были заменены на более пологие, тем самым тогда и было дано начало к изменению характера старой городской застройки.
Новый архитектурно-стилистический макияж старых зданий по замыслу должен был максимально скрыть черты «чужой» «немецкой» архитектуры и создать советскую монументальную парадность, так свойственную духу 50-х годов.
Кульминацией и знаковым объектом этого времени, несомненно, является очень качественное здание Драматического театра, которое вместе с восстановленным портиком Штаба Флота составило стилистическую и средовую композицию из коринфского и ионического ордеров и, таким образом, установило новую традицию классицизма на данной территории.
При реконструкции проспекта Мира сталинским неоклассицизмом были отмечены такие здания и сооружения, как, колоннада главного входа и ограда стадиона «Балтика» по пр. Мира, слегка напоминающую по типологии ограду Летнего сада в Петербурге. Входные павильоны в Зоопарк при реконструкции также получили свою пропилейную систему неоклассики с дополнительными зооскульптурными формами и новой архитектурной пластикой. Здания, стоящие в одном ряду с кинотеатром «Заря» по пр. Мира, также представляют собой образцы монументальных декораций, создавших довольно интересную и ценную среду для Калининграда, которая и до сих пор делает этот район наиболее привлекательным в городе.
Архитектурный сценарий темы неоклассицизма, развернутый вдоль проспекта Мира до ул. К.Маркса, где он охватывает еще и целый квартальный комплекс жилых домов, заканчивает построенное уже в советское время монументальное здание Дома культуры Рыбаков, также имеющее все черты ордерной неоклассической культуры, - основы ценностных предпочтений архитектуры сталинской эпохи.
Таким образом, созидательная архитектурно-градостроительная деятельность конца 40-х, начала 50-х годов в основном концентрировалась на территории прилегающей к проспекту Мира. Это означает только одно, что в условиях полностью разрушенного средневекового центра исторического города, центр города Калининграда смещался на северо-запад в районы застройки начала ХХ века – туда, где было меньше «готики» и разрушений.
В этом контексте примечательна судьба «Биржи» (Дом культуры Моряков). По всей видимости, неоклассицизм – архитектурный стиль, в котором она была построена, - помог зданию выстоять в «смутное время», так как даже в полуразрушенном состоянии оно полностью соответствовало на тот момент советской архитектурной идеологии, благополучно дождалась своего восстановления, а при реконструкции сохранила все свои черты.
Особенность данного периода состоит в том, что все работы по реконструкции велись на основе исторически сложившейся планировочной структуры города, и в 50-е годы еще не предполагался его новый масштаб, изменения касались только исключительно характера фасадов восстанавливаемых зданий. Поэтому качество сформированной в те годы городской среды состоит из двух слагаемых – архитектурно-градостроительного качества немецкого времени плюс качество уже нового советского периода. В этом смысле сохранялся элемент преемственности двух городов. Это был, пожалуй, единственный за всю послевоенную историю пример феномена гармонического сложения двух городов – Кенигсберга и Калининграда.
Но уже следующие, разработанные в 60-х годах генпланы города предусматривали полный отказ от исторически сложившейся и устоявшейся на протяжении многих веков планировочной структуры города. А проведенные в 1964 и 1974 годах Всесоюзные архитектурные конкурсы представили модели идеализации новых планировочных решений, в результате чего была принята идеологическая установка на игнорирование всей предыдущей архитектурно-градостроительной цивилизации города, что впоследствии и привело в процессе дальнейшего восстановления к полному изменению структуры, характера, масштаба и образа города. Тогда и было принято политическое решение – на месте старого Кенигсберга построить совершенно другой город – новый социалистический Калининград.
В истории отечественной архитектуры ХХ века законы пространственно-временнóго развития города не раз испытывали значительные изменения, но наиболее радикальное из них произошло во второй половине 1950-х годов.
Как правило, с 50-ми годами ассоциируется знаменитый доклад Н.С.Хрущева на ХХ съезде КПСС, с разоблачением сталинского периода и обозначивший смену политического курса. Однако первый шаг в направлении десталинизации советского общества был сделан двумя годами ранее, когда Хрущев подверг резкой критике одну из главных составляющих сталинского наследия – соцреализм в архитектуре. Эта речь, произнесенная 7 декабря 1954 года, на Всесоюзном совещании строителей, явилась, пожалуй, одним из важнейших манифестов современной архитектуры того времени.
Смена эпох обычно выражается и сменой знаков. Применяя это к архитектуре – сталинский академичный «историзм» воспринимался уже как эклектично ложное по своей сути явление. После обнародования правды предшествующих лет особую значимость для общества приобретают такие понятия, как «искренность, открытость, правдивость». Хрущевская архитектура должна была стать другой – контристоричной и она должна стать «новой». Этим объясняются явления того времени, когда реализация абстрактного понятия «новизны» становится целью: «новые жилые районы», «новые типы квартир, общественных зданий», «новые системы обслуживания», «новый элемент расселения», «новые строительные технологии и материалы» – все это, в конечном счете, было нацелено на создание «нового города» принципиально отличного от исторического, на реализацию модели нового мира не связанного с прошлым, устремленного лишь в мифологическое будущее.
С выбором культурного вектора на борьбу с излишествами в архитектуре и переходом к массовому индустриальному сборному домостроению начался социально-экономический эксперимент в архитектуре, который устанавливал диктатуру стандартизации и типового строительства, а они в свою очередь и предопределили новые принципы формирования города, по которому «типология формы» должна была соответствовать «типологии жизни».
На смену ансамблевой архитектуре улиц и площадей приходит одномоментная тотальная пространственная застройка территорий, к тому же не предполагающая дальнейшего развития во времени. Здания с рациональной планировкой образовывали микрорайоны, из которых в свою очередь складывались города, которые вливались затем в территориально-производственные комплексы (ТПК). Идеально рациональное здание внутри идеально рационального города. Формирование такого «нового социалистического города» принципиально отличного от существующих исторических прототипов становится архитектурно-градостроительной идеологией весьма драматического периода – периода, начавшегося с конца 50-х годов и который с некоторыми трансформациями продолжается и по сей день.
Таким образом, становление «новой архитектуры», проходившее «сверху», явилось одним из инструментов новой социальной утопии – построения коммунизма в короткие сроки.
Происходившая в этот период в архитектурной среде болезненная переоценка ценностей снивелировало и качественный уровень профессии, которая уже полностью переориентировалась на обслуживание строительного комплекса. Да и само академическое искусство архитектуры приобрело свое новое качество, став составным элементом строительства.
Это направление, получившее впоследствии определение – советский модернизм, с самого начала стало заложником у энергично набирающего мощности строительного производства, сориентированного на изготовление сборных элементов в заводских условиях. Поэтому послесталинский модернизм – это скорее тип строительства, чем стиль, метод и менее всего мировоззрение. Он не был тем, что понималось под модернизмом на Западе. В советский модернизм была перенесена из западного только его формально-технологическая сторона, тогда как модернизма в цивилизационном смысле – как общекультурной парадигмы в России не было.
С расчисткой руинированной территории и расширением Ленинского проспекта начался первый этап массового типового строительства в Калининграде.
Первые «хрущевки», построенные по Ленинскому проспекту, ул. Житомирской, ул. Театральной, из кирпича, еще до внедрения индустриальных сборных технологий пока имели классические членения, тектонически разбиваясь на цоколь, плоскость стены и карниз. Но, будучи рациональным продуктом индустриализации, из унифицированных типовых сборных элементов «хрущевка» объявляет о своей новой эстетике «честного» шва, который акцентируется, и превращается в главный, своеобразный декоративный прием, который и будет присутствовать уже во всех последующих ее типовых сериях.
В едином ключе оформляется весь Ленинский проспект, репрезентативность и образная целостность которого основывается на общей 5-этажной горизонтальной линии застройки. Сюда же перемещается и центр всей строительной активности города, где свой интересный след оставляет архитектурная культура Ленинграда. Так в построенном с его участием комплексе жилых зданий с курдонерным отступом по Ленинскому проспекту и с редкими для того времени пропорциями окон, активно развитой карнизной линией и арочными проездами запечатлеваются всем известные символические знаки Петербурга, тем самым логично обозначившими и принадлежность Калининграда к северо-западному культурному региону страны.
В этот период с набором мощности домостроительных комбинатов выделяются два основных технологических направления в реализации жилищной программы сборного домостроения – это крупнопанельное строительство и крупноблочное. Такое жилье, получившее распространение с середины 50-х годов, впоследствии сделалось в Советском Союзе едва ли не единственной формой расселения.
В этот период градостроительство и архитектура становятся горизонтально-пространственными. Только при таком принципе освоения возможна была материализация поэтических метафор эпохи – «открытая, свободная планировка районов», «свободно перетекающие внутренние пространства зданий», «раскрытость композиций» и т.д.
Архитектура становится «правдивой». Максимально выявляются конструкции и функции сооружения. Мешающие этому ограждающие стены заменяются сплошным остеклением. Ключевое понятие этого времени – рационализм, в результате чего – утилитарное становится уже эстетической категорией. Важное значение приобретают «лаконичность» и «простота» решений, когда выразительность достигается за счет пропорционального построения геометрических форм, являющихся соподчиненными элементами единого целого.
Не менее важное понятие «динамичность». Семантически связанное с «движением во времени» (в данном случае к коммунизму), придает сооружениям новую идеологию. В градостроительстве это в первую очередь чередующийся ритм одинаковых зданий. Примеры такого решения – это застройка по ул. Минской, ул. Генерала Галицкого, ул. Библиотечной, но наиболее ярко этот принцип выражен в застройке по ул. Сергеева. В архитектуре зданий – это степень «раскрытости» сооружения. Взаимопроникновение пространств, их встречное движение становится характерной, знаковой составляющей «стиля».
Всю архитектурно-строительную деятельность 60-х годов можно разделить на два направления это массовое полносборное жилищное строительство типовых зданий и начало строительства новых образцов репрезентативных зданий.
Репрезентация этого периода заключена в таком термине как «павильонный», который очень точно расшифровывает архитектурные искания тех лет, - от павильонности кинотеатра «Россия» и здания Автовокзала до павильонности встроенно-пристроенных кафе и магазинов. Само понятие «павильон» несет в себе основные черты архитектуры 60-х. Сомасштабность человеку, романтическая открытость, лаконичная простота, легкость, элегантность. И не случайно одним из главных символов эпохи стали павильоны СССР на международных выставках. И именно из эстетики павильона вырастает такое знаково-новаторское для своего времени профессиональное событие, как «принцип свободной планировки». Упомянутое уже здание кинотеатра «Россия» как раз и является главным представителем архитектурно-художественных воззрений 60-х годов. «Павильонность» присутствует практически во всех крупных объектах того времени, да и последующих лет. В этом контексте можно упомянуть рестораны «Атлантика» и «Русь», павильон Северного вокзала и дворец спорта «Юность»…
Дальнейшее, своеобразное развитие «павильонности» происходит в 70-е годы, когда постепенно начинает возвращаться в архитектуру эстетика поверхности стены, оштукатуренные плоскости которой, используя свет и тень, все активнее начинают участвовать в формировании геометрии объемов зданий и решении их архитектурного образа. По этому принципу выстраивается архитектура нового здания Университета по Советскому проспекту и телестудии на Нижнем озере, Московского универмага и Детского мира. А с добавлением в композицию объемов еще большей брутальности, свой характерный архитектурный образ получает киноконцертный зал «Октябрь».
Такая тенденция в дальнейшем приводит к возвращению вертикальных и горизонтальных членений в архитектуру зданий. Уже в 80-х годах плоскости разбиваются на вертикальный ритм упрощенных нетектонических пилястр, - декоративный прием, который повторяется в Доме Профсоюзов на ул. Сергеева, здании Областной прокуратуры на ул. Горького, не носит региональный характер, так как находится в русле общих эстетических принципов и концепций архитектуры СССР, имитирующих западные образцы того времени.
70-е, 80-е годы представляют дальнейшее развитие, а точнее мутацию советской истории полносборного домостроения. С совершенствованием технологии строительства, появлением уже новых, улучшенных проектов типовых серий жилых зданий, основной пластический прием которых – чередование плоскости и вертикальных групп лоджий, продолжается освоение территорий в градостроительной идеологии – микрорайон. В это время интенсивно застраиваются такие самодостаточные новые жилые районы, как Южный и Северный, где с укрупнением планировочного модуля уже полностью исчезает такое в традиционном смысле понятие, как улица, превращаясь в направление дороги – магистрали и оставаясь присутствовать только в названиях.
Микрорайон, как модель «нового быта» и продукт научно-технического расчета необходимой жизненной среды, основа которой – предельный рационализм социальной эффективности, становится главным действующим элементом формирования городской среды нового Калининграда. Где согласно системе градостроительного нормирования и правилам его застройки, предусматривается с одной стороны определенная емкость комплекса жилых домов, а с другой многоступенчатость инфраструктуры их обслуживания – магазинов, детских и учебных заведений, соцкультбыта, отдыха, спорта, а также различных внутренних общественных пространств.
В 1971 году происходит довольно важное событие для закрепления дальнейшей судьбы Калининграда – принимается Хельсинская конвенция о неизменности послевоенных границ европейских государств. В результате чего происходит окончательное подтверждение статуса Калининграда, и архитектурно-градостроительная деятельность в городе принимает более интенсивный и уверенный характер.
На 70-е, 80-е годы приходится пик строительной активности – впервые за послевоенную историю город начинает расти вверх. Появляются первые 8-12 этажные жилые здания. В этот период отчетливо выделяются два главных градостроительных диаметра города – Ленинский проспект и Московский проспект, репрезентативная функция которых усиливается сооружениями и объектами транспортной инфраструктуры – новый эстакадный мост, шестиполосные магистрали, двухуровневые развязки.
«Дорога», «движение» - это наиболее емкие, романтически окрашенные символы того времени. Перемещение в пространстве значит перемещение во времени. Основой градостроительства становится принцип непрерывного автомобильного движения, который в полной мере и реализуется в центральных магистралях города и далее в окружной дороге.
После исчезновения в 1968 – 69 годах последних остатков Королевского замка появляются здания, которые уже полностью изменяют масштаб и образ города. Крупноразмерные типовые жилые «блоки-пластины» были поставлены между ул. Шевченко и Московским проспектом, набережной генерала Карбышева и Солнечным бульваром на Октябрьском острове, на Старопрегольской набережной вблизи ДК Моряков, а несостоявшийся ритм из высоток по ул. Портовой заканчивал композицию вычленения громадного открытого пространства размером почти в 100 гектаров в центре города, тем самым устанавливались параметры нового образа города.
Хочется остановиться на здании гостиницы «Калининград», которое замыкает ось Юг-Север и перспективу эстакадного моста, находясь в ключевой, композиционной точке, регулирующее также и направление Восток-Запад. Это, пожалуй, одна из немногих самых ярких работ, отличающихся высоким градостроительным и архитектурным качеством пропорционального строя и сомасштабных членений, впоследствии, к сожалению утраченных в результате евроремонтного макияжа 2000 года.
«Калининградгражданпроект» - здание также стоящее в этом ряду архитектурного уровня демонстрирует нам проверенную временем силу правды и чистоты концепций «Баухауза», хотя и в несколько упрощенном виде. К тому же к нему применимо такое редкое понятие в нашем городе, как «чувство места».
Но апофеозом 70-х – 80-х, несомненно, является самое знаковое архитектурное событие Калининграда - Дом Советов – брутализм брежневского «застоя» и результат архитектурного конкурса 1974 года. Монументальный образ, которого по идее должен был затмить остававшийся еще в памяти монументальный образ Королевского Замка, а по тяжести архитектурной массы, силе воздействия, строительной плотности и композиционной комбинаторики элементов как минимум – не уступать ему. Кстати, некоторые композиционные сюжеты и элементы предыдущей архитектурной «замковой» формы перешли в новое сооружение и получили свою новую трактовку.
Так, например, внутренний, горизонтальный двор Замка перешел в открытый, внутренний вертикальный двор – пространство нового сооружения Дома Советов, а прежняя, исторически опробованная, четырехугольная форма нашла свое отражение в четырехугольнике Дома Советов. Закрепление в свое время углов Замка башнями с горизонтальными крепостными связями откликнулось фиксированием углов нового здания лифтовыми шахтами с горизонтальными связями – переходами между ними. А обнаженные конструктивные элементы западного замкового крыла – контрфорсы, отразились в вертикальном ритме нижних опорных элементов Дома Советов. Координатная сетка посадки этого нового советского сооружения также соответствует ориентации по сторонам света расположению бывшего Королевского Замка.
Главное же смысловое изменение произошло в закономерном силовом притяжении новой архитектурной массы – символическом смещении «нулевой» координатной точки посадки Дома Советов, которое можно выразить в словах-афоризме: «подальше от Берлина и поближе к Москве».
Среди процессов, происходивших в профессиональной среде 70-80-х гг. следует выделить появление, а точнее возвращение романтизации в архитектурную профессию, которой в немалой степени обязаны с одной стороны некоторыми достижениями Советского Союза в области архитектуры и градостроительства, а с другой – массовым появлением зарубежной профессиональной периодики (архитектурных журналов) и монографий по западной архитектуре, демонстрировавших высокий уровень искусства архитектуры в западных странах. В этих условиях регионально-культурный вектор профессиональной архитектуры устанавливается на соседнюю Литву и Польшу, где понятие «региональность» в архитектурном качестве к тому времени уже становится определяющим.
В этом контексте следует особо выделить здания «краснокирпичной» архитектуры по ул. 9 Апреля, ул. Пионерская – Литовский вал в районе площади Василевского, по Московскому проспекту – ул. Коперника. В этом же семантическом ряду находится и уникальный в данном смысле ресторан «Ольштын», где появление черепицы и светового фонаря можно причислить к архитектурному событию местного колорита, которое демонстрирует также и результат положительного профессионального сотрудничества Калининграда со своими польскими соседями.
К середине 70-х годов, как профессионалам, так и обществу становится уже очевидна антигуманность большинства современных строительно-архитектурных реализаций, понемногу начинает формироваться устойчиво негативное отношение к ним. Постепенно приходит понимание потерь связанных с самоидентификацией города. А уже остро ощущаемый на тот момент дефицит индивидуального, авторского проектирования совместно с подсознательными ностальгическими нотками о происходящей потере региональной специфики города, вызывают к жизни такое позабытое явление в городе как реконструкция-реставрация. Этому явлению мы обязаны восстановлением, сохранением и приспособлением под новые функции еще чудом уцелевших на тот момент исторических зданий и сооружений старого города. Реконструируется католическая церковь Святого семейства для Органного зала Калининградской филармонии. Капитальной реконструкции подвергается евангелическая кирха Памяти королевы Луизы, которая приобретает новую функцию – Кукольного театра. Восстановлен был и редкий памятник XIII века – кирха в Юдиттене, поменяв конфессиональную принадлежность, она стала православным Свято-Никольским собором.
Речь, конечно же, не идет о научной реставрации. Реконструкция и приспособление являлись основными темами работ по восстановлению исторических зданий и сооружений. Но даже сохранение геометрии архитектурных объемов имело в то время уже очень большое значение.
«Второе дыхание» начинают приобретать и бывшие городские фортификационные сооружения. После реконструкции башни «Дона» для «Музея янтаря» и Росгартенских ворот для устройства в них ресторана «Солнечный камень» становится уже совершенно очевидным возможная адаптация историко-архитектурных форм Кенигсберга для нового Калининграда. Из исторического опыта известно, что «чужое» пугает и отторгается только в момент первого поверхностного контакта, затем всегда действует механизм адаптации. Это касается и архитектурных форм, которые, будучи весьма необычными, для другой культуры, могут, тем не менее, достаточно легко приниматься и адаптироваться после соответствующего переосвящения, переименования и переосмысления. Поэтому главенствующее значение имеет не столько внешние признаки формы, сколько ее символическое содержание.
В этом отношении показателен опыт (случай) с восстановлением здания для Историко-художественного музея. Будучи в свое время городским холлом Кенигсберга и впоследствии совершенно разрушенным, он простоял в таком состоянии вплоть до начала 80-х годов, когда и обратил на себя внимание властей. Проведенная в свое время экспертиза дала заключение о сложности и нецелесообразности восстановления. И, тем не менее, волевым усилием оно было воссоздано.
Данные примеры демонстрируют начало изменений, происходивших к концу 70-х годов связанных уже с движением к историзму в создании городской среды, с интересом к региональной историчности, к отличительной специфике местного архитектурного языка, которые продолжились и в последующих 80-х годах.
Восстановлено было в свое время, с приобретением нового архитектурного качества, и здание мэрии Калининграда, бывшее и ранее муниципалитетом Кенигсберга. Так развитый козырек входа явился своеобразной рефлексией входных порталов зданий Северного вокзала и Технического университета. В этом смысле можно отметить некоторую профессиональную преемственность такого композиционного решения для данного конкретного места.
Еще в 60-е годы для проектно-технического обслуживания всего строительного комплекса выделились два лидера и два основных направления во всей архитектурно-проектной деятельности города и области. Наряду с «Калининградгражданпроектом», который в основном обслуживал стройиндустрию массового жилья, постепенно все более приобретая опыт в многоэтажном строительстве и в освоении новых территорий, и который занимался непосредственно «новым городом», был создан «Жилкоммунпроект», который занимался по существу «старым городом», основная задача которого и состояла в выработке решений по реконструкции и приспособлению зданий довоенной постройки. Такая специализация позволила накопить и некоторый опыт, связанный непосредственно с соприкосновением со старой исторической строительной культурой города.
Будучи «широкомасштабной», советская архитектурно-градостроительная культура «открытых пространств» требовала соответственно и масштабных рекреационно-благоустроительных работ. Поэтому эта тема постоянно выделялась и особо акцентировалась на протяжении всей недавней истории в процессе формирования среды социалистического города. Особых успехов она добилась в организации новых центральных общественно-рекреационных зон города, где определяющее значение и как главный принцип «формы» имеют открытые озелененные партеры. Самый яркий пример такого решения – остров Кнайпхоф, когда-то плотно застроенный, а теперь превращенный в открытое центральное зеленое пространство города с организацией в нем парка скульптур. Территории набережных р. Преголи по Московскому проспекту и Дворца спорта «Юность» дополняют и еще более усиливают сегодняшний статус этой территории, как центрального зеленого ядра города.
Ландшафт Нижнего озера, также освобожденный от довоенной застройки и переведенный в ранг рекреации с обнаженным рельефом и зеркалом воды, также получил свои открытые пейзажные мотивы на основе типологии «английского ландшафтного парка».
В системе всей городской застройки выделялось благоустройство трех главных общественных площадей Калининграда. Так комплекс площади Победы со сквером и памятниками В.И. Ленину и «Родина-мать», площадь перед Южным вокзалом с памятником М.И. Калинину и благоустройство новой Центральной площади на фундаментах Королевского замка имеют одинаковое культурно-эстетическое и идеологическое содержание, являясь результатом масштабных проектно-планировочных работ советского периода.
Камерный характер благоустройство имело исключительно в старой сохранившейся части города. Там, где сама изначальная историко-градостроительная ситуация была подготовлена для создания сомасштабных человеку пространств. Так детский городок в Зоопарке, имеющий ограниченную территорию, приобрел соответственно и необходимую плотность различной пластики малых форм и, таким образом, продемонстрировал цельность и законченность решения с индивидуальным запоминающимся характером, тем самым, попав в состав раздела путеводителя по Калининграду как «городская достопримечательность».
Изменения в архитектуре всегда тесно связаны с изменениями в политической и экономической системе, поэтому начало 90-х это и начало нового периода в градостроительстве и архитектуре Калининграда. Эпоха постсоветского зодчества это, прежде всего изменение отношения между архитектурой и властью.
Во второй половине девяностых годов ХХ века вновь появилась архитектура не связанная с государственным регулированием, которая в обстоятельствах неуверенности и неопределенности всей архитектурно-градостроительной деятельности, тем не менее, демонстрирует довольно широкий спектр разнообразия, в сравнении с предыдущими десятилетиями своего развития.
По всей видимости, сейчас переживается время некоего переходного периода. Вот только переход к чему? Во всяком случае, намечается некоторое общее движение к профессиональной архитектуре в западном смысле этого слова и как одна из главных ее составляющих – возвращается понятие авторского проектирования. В результате известное восклицание – «Автора!!!», приобретает в настоящий момент все более актуальный и определенный смысл.
Еще до начала социальных и экономических преобразований 90-х годов, будучи частью системы централизованного планирования, градостроительство в России подошло к состоянию многомерного структурного кризиса. Рыночные преобразования начала 90-х стали тем внешним фактором перемен, который изменил саму основу градоформирования и управления градостроительными процессами. Изменения коснулись, прежде всего, ресурсной базы градостроительства. А отношения собственности, выход из вертикали государственной власти в состояние самоуправления, новые экономические, производственные и социальные отношения привели к тому, что закончилась архитектурно-градостроительная деятельность как советский жанр, как вид планово-проектной деятельности, но к тому же и как наиболее социально значимый аспект архитектурной профессии предыдущего периода. Замены этому пока не найдено, поэтому в данных условиях случайные волевые решения в основном и определяют градостроительную политику. А как наименее ущербный вариант, на первый план выходит понятие «градостроительного компонента», который должен «встраиваться» в решение каждой конкретной архитектурной задачи.
В условиях происходящего сейчас разгосударствления всей строительной индустрии и особенно такой ее составляющей, как экономико-инвестиционная инициатива, все более возрастает роль частного заказчика в формировании новых градостроительных образований, а в результате, становится все более ощутима и тенденция к индивидуализации городской среды Калининграда.
После эпохи массового индустриального строительства, в результате накопившейся эмоциональной усталости от модернизма обозначился закат «интернационального стиля». На фоне происходящей сейчас руинизации «хрущевок» и массового жилого фонда построенного в 70-х и последующих годах происходит появление в городе архитектуры, которой никогда не было за всю послевоенную историю, так скажем, архитектуры местного колорита, того, что построено русскими. Пожалуй, самое заметное событие в этом отношении – это возвращение традиций малоэтажного строительства. Наряду с особняковым, получает развитие современная модель блокированного дома, которая явилась закономерным этапом эволюции народного жилья. Такие его примеры, как блокированная застройка на Верхнем озере, ул. Островского, ул. Герцена, «Ганзейского квартала» по ул. Краснокаменной, несомненно, создают уверенно положительный фон, на котором в том же ключе пробуется на жизнеспособность и микрорайонная застройка пониженной этажности.
Период распада стилистического единства всегда сопровождается заметным снижением архитектурного качества и понижением эстетического уровня, поэтому, как правило, «новорусская» архитектура чудит и впадает в китч – многочисленным беспорядочным и хаотичным отсылкам к разным стилям.
Эклектика – главная примета сегодняшнего дня, также как и общее состояние культуры конца ХХ – начала XXI века. Это архитектура образца ХIХ века, по сути, также, как выражение капитализма образца ХIХ века.
Термин «современная российская архитектура» появляется уже с началом 90-х годов и тесно связан с рождением такого типологического феномена в российской архитектуре, как «московский стиль» (лужковский стиль). Если взглянуть на современную московскую архитектуру с генетической точки зрения, то легче всего понять ее как разворачивание архитектурной программы еще конца 80-х годов. Тогда архитектурное сообщество располагало тремя мощными парадигмами, которые легче всего можно обозначить через центральные слова-мифы: «постмодернизм», «поздний модернизм» и «среда». Это довольно разные направления, но все они, так или иначе, связаны с состоянием архитектурной культуры в ситуации после модернизма. Подавляющее большинство заметных зданий и сооружений в России 90-х последовательно разворачивают эти идеи.
Существует известная особенность России – напластование друг на друга разных течений, которые на Западе реализуются последовательно. В реальности, например, архитектура постмодернизма в России переживалась в 90-е годы, т.е. на два десятка лет позднее, чем он возник. И если постмодерн предполагает очень высокий профессиональный уровень работы с ним, и только поэтому в Калининграде он чрезвычайно редок, то модернизм для нас совсем недавнее прошлое, к тому же реализовать модернистскую программу 60-70-х годов в полной мере не удалось, но остался нерастраченный пафос. В итоге мы имеем ситуацию, в которой реальное строительство проигрывает идеи 80-х – вкус в основном вертится вокруг тех ценностей, которые по существу определяли конфигурацию профессионального сознания 20-летней давности.
В России модернизм никогда не был сферой частного заказа и это едва ли не черта национального характера (национальной русской культуры). Вещь, чтобы она стала «художественной», необходимо обязательно украсить. Укорененность такой традиции в общественном сознании и культивирует известное отношение к «форме».
Но идеи интернационализма оказались чрезвычайно живучи. В результате модернистская тема сконцентрировалась в основном в торговых «маркетах», «технических центрах», автозаправках, т.е. там, где предполагается присутствие «другого», а лучше «коллективного человека».
Для себя же «теплый», «уютный», «комфортный» историзм нашел свое применение в жилье, которое к тому же начало выполнять и репрезентативную функцию – появилось понятие «элитарности», в том числе и в архитектуре. Так, наряду с группировками новых особняков по ул. Спортивной, ул. Лесопарковой, ул. Демьяна Бедного, элитарности подвергся и многоэтажный жилой дом, основные признаки которого проявились в самодостаточности, размещенности в престижном районе, но одновременно и безопасной отгороженностью от него. А уровень профессионального качества – это имитация, что обязательно вызывает успех в глазах у публики, пример тому исторические приключения в проекте «Рыбная деревня». Имитация эклектики, которая взята как образец для архитектуры историчности Калининграда, свободная игра с историческими мемориальными реминисценциями постепенно превращается в историцистский фундаментализм, к тому же поощряемый непритязательным заказчиком, и что немаловажно, активно поддерживаемый массовым общественным сознанием.
Используется весь набор типологических форм региональной историчности города. Особым успехом пользуются щипцы-фронтоны, эркера и мансардные крыши. Возвращается традиционное понимание тектоники стены, а с увеличением высоты потолков этажей – изменяются в лучшую сторону пропорции оконных проемов. В результате, различные силуэты крыш с башенками, попытки осваивания фахверка и колористические сюрпризы составляют композиционные приемы большинства текущих реализаций.
На сегодняшний момент в городе существуют три составляющих направления неоисторизма Калининграда. Первое – это абстрактные формы историзма с уже упоминавшимся «московским стилем», второе – это региональные формы историзма, источники которого находятся непосредственно в виртуальной архитектуре Кенигсберга, и третье – это историзм Востока, где носителями данной субкультуры в основном являются переселенцы из Казахстана и Средней Азии.
Для более полного понимания проблем связанных с современной российской архитектурой следует остановиться на таком культурном феномене, как «русская попса». Распустившись пышным цветом в начале 90-х годов, она совершила свое триумфальное шествие практически во все сферы профессиональной деятельности, связанной с культурой и искусством. Не обошла стороной и архитектуру. На первый план выходит уже не содержание архитектурного качества, а представление его, не смысловой уровень решаемой профессиональной задачи, который требует известных усилий и профессионализма, а похожесть на качество. Этому в немалой степени помогли и современные проектные технологии, связанные с компьютерным моделированием и визуальной обработкой проектных решений, позволившие из практически архитектурного «ничто» сделать красивую и яркую картинку проектируемого объекта, и тем самым подменить само понятие «архитектурное» на понятие «полиграфическое».
А с внедрением непритязательных «новых» западных технологий и развитием рынка строительных материалов на первый план выходит в большинстве своем не культура формы, а культура отделки, – понятие «евростиль» и «евроремонт» часто становятся определяющей ценностью в архитектуре и строительстве.
С появлением новых типологий зданий и сооружений, ранее, в советское время, совершенно неизвестных, таких, например, как частные банки, офисы, казино, различные экзотические рестораны, боулинги, гостевые дома… постепенно происходит и опробование на них различных стилевых «одежд», где при полном отсутствии современных отечественных ориентиров определяющее значение приобретает ориентация на западные аналоги. В результате чего, уровень имитации и копирования составляют основное архитектурно-художественное содержание таких современных проектных решений.
Одновременно с поисками новых архитектурных форм в современном строительстве Калининграда продолжает оставаться популярной тема реконструкции зданий. Широкомасштабность архитектурных изменений в городе можно заметить по двум основным тенденциям – это реконструкция первых этажей на оживленных участках города с изменением их назначения и очень популярное сейчас надстраивание мансард старого жилого фонда, которое сделалось на данном этапе едва ли не панацеей для малого и среднего строительного бизнеса.
Один из качественных примеров архитектурно-стилевой реконструкции в идеологии региональности и профессиональной преемственности демонстрирует комплекс кинотеатра «Заря», где тактичность работы со старым историко-архитектурным материалом в интерьерах и экстерьерах дает пример гармонического соединения старой и современной художественных эстетик и тем самым поднимает планку архитектурного профессионализма в городе на новый, более качественный уровень.
Еще одна заметная тенденция – «вторая жизнь» немецких особняков, положительный эффект которой очень трудно переоценить, но представление о возможном «улучшении» их архитектуры приводит к уничтожению так называемой «патины времени». В результате чего исчезает уникальная и характерная ценность среды исторического города, связанная с историко-культурной идентичностью в архитектуре. Все это вместе с очередным этапом массового исчезновения в лихие 90-е годы из города исторического материала – «культуры камня» (гранитный бордюрный камень, различные виды брусчатки, лещадные гранитные плиты, базальтовая тротуарная шашка, тротуарная керамическая плитка и т.д.), «культуры металла» – (кованые ограды, решетки, канализационные люки), а также части зеленых насаждений исторического парково-ландшафтного фонда - существенно снизило антикварную стоимость Калининграда, что оказалось катастрофическим для исторического города.
После более чем полувекового забытья начинает возрождаться архитектурная тема культовых зданий, которая всегда играла ключевую роль в формировании архитектурно-градостроительной эстетики городской среды. Наряду с продолжением развития в городе традиций архитектурных форм западноевропейской ветви христианства – реставрация Кафедрального собора на острове Канта, Крестовоздвиженский собор, новое здание Евангелическо-лютеранского центра на пр. Мира и Новоапостольской церкви по ул. Тельмана, все более обозначается присутствие в городе православных форм. Примеры тому – часовня вблизи Памятника 1200 героям-гвардейцам и часовня в порту, церковь Андрея Первозванного на улице Комсомольской.
Но, несомненно, главное событие – это недавно построенный на площади Победы православный Храм Христа Спасителя – яркий пример дальнейшего продолжения уже оказавшихся устойчивых исторических традиций «стандартизации» и «типового строительства» (в данном случае «по подобию-образцу»), но уже в постсоветскую эпоху государственно-православного капитализма.
Эта тема «по образцу» прослеживается во всей новой застройке Площади Победы, где власть пожелала отметить «750» и «60»-летия юбилейной архитектурной репрезентацией на основе своих нынешних вкусовых предпочтений, где Храм Христа Спасителя явился московским духовным клоном, а стилевым источником и «образцом» послужил один из московских конкурсных проектов начала 90-х годов. Это и сама площадь с колонной, где в качестве прототипа был выбран проект реконструкции площади у Боровицких ворот в той же самой Москве. Это и Клевер-хаус, где похожесть и узнаваемость, пожалуй, являются главной «достопримечательностью» объекта. А последующие события с непрекращающимися проектно-макетными попытками вырастить город вверх, с помощью различных прототипов американских и китайских небоскребов вместе с неадекватными мечтами о «русском Гонконге» еще больше закрепили эту тенденцию.
Таким образом сегодняшняя ситуация связана, с одной стороны, с появившейся наконец после длительного перерыва возможностью в освоении масштабных пространств и началом появления в Калининграде крупногабаритных объектов. А с другой, очевидной нехваткой профессионального опыта в освоении таких пространств и создании крупных архитектурных форм. Поэтому эклектика, имитация, подражание, копирование и ориентация на где-то уже ранее виденное являются на сегодняшний день основными направлениями в выборе современных ориентиров в архитектуре города. Что в результате неизбежно приводит к вторичности Калининграда, где правит бал торжество провинциальности, где основой профессионального мышления становится стремление в малом подражать большому, в дешевом – дорогому, в технически отсталом – современно оснащенному, наконец, в бездарном – талантливому.
На фоне такой общей картины один из редких случаев качественного стандарта в архитектуре демонстрирует Торговый центр «Акрополь», являющийся, пожалуй, и своеобразным маяком в выборе некоторого ориентира в современной архитектуре Калининграда, связанного с восстановлением потерянной «региональной прописки» города. А также характера региональной идентичности как образа города, расположенного в европейском ландшафте между Санкт-Петербургом и Гамбургом, и представляющего традиции европейского архитектурного качества, свойственные региону европейских городов.
Происходящая в настоящее время мутация бывшего «социалистического города», заключающаяся в кризисе советской методологии «градообразующих факторов» и производственно-функционалистской парадигмы, а также доктрины микрорайонного индустриального стандарта заставляет искать иные пути организации города в новых идеологических, политических, социально-экономических и культурологических условиях.
Еще в 90-е годы со сменой общего политического курса после почти полувековой изоляции Калининграда происходит знаковое событие – «открытие» города, и осознание его как элемента и составной части европейского архитектурного ландшафта.
В этих новых условиях, сначала с принятием в 2006 году нового Генерального плана города, где впервые за всю послевоенную историю был сделан историко-градостроительный опорный план и обращено внимание на архитектурное наследие, и где основой концепции явилось – современное градостроительное развитие Калининграда врусле европейской культуры, традиционной для города.
А далее, вслед за появлением новых проектных методологий и технологий в виде Градостроительного кодекса РФ, обозначился и новый этап в развитии города, который продемонстрировал дальнейшее продолжение принципа открытости проведением сначала Международного симпозиума, а затем и WORKSHOP по проблеме развития исторического центра города. Там и прозвучали новые программные заявления и обозначились ориентиры, опирающиеся, прежде всего на общеевропейские архитектурно-градостроительные тенденции. Международный статус проектных групп WORKSHOP отметил также открытость города к современным мировым архитектурным трендам и желанием использовать европейский архитектурный опыт в Калининградской ситуации.
По всей видимости, дальнейшее развитие истории архитектуры и градостроительства города уже будет связано с профессиональными событиями, которые можно определить как время после WORKSHOP. Где на основе одной из форм международной архитектурной деятельности, с одной стороны, был получен некоторый результат в осознании необходимости комплексного решения проблем градостроительства и архитектуры на основе сохранения «генетического кода» города. А с другой, понимании, что качественная выработка новых концепций развития, возможна только на основе широкого европейского сотрудничества с последующей и уже, пожалуй, намечающейся интеграцией градостроительства Калининграда в Европейское градостроительное пространство.