...Сегодня вместе со специалистом по истории Кенигсберга Николаем Чебуркиным мы "гуляем" по Кафедральному собору - воплощенной метафоре победы Духа над Материей. Вернее, спасения Материи - Духом.
...Это в высшей степени странно, что собор уцелел. Казалось бы, ТАКАЯ материя была просто обречена на погибель. Усыпальница прусских герцогов, символ чужой, вражеской веры - собор неминуемо должен был разделить судьбу Королевского замка. Тем более, что к замку, - вспоминают первые переселенцы, - НАШИ подбирались еще в сорок пятом. Но, чтобы в одночасье стереть его с лица земли, тогда не хватило мощности подрывных устройств. А потом случилась другая история…
Замок "приговорил" в конце шестидесятых председатель Совмина СССР Алексей Косыгин. Будто бы во время посещения Калининградской области он спросил у первого секретаря обкома КПСС Коновалова: "А что это у вас за хрень в центре города?"
Коновалов ответил: "Здесь мы собираемся замок восстановить и создать краеведческий музей".
Косыгин аж задохнулся от возмущения: "Музей чего? Прусского милитаризма?! Чтоб завтра же этой хрени не было!!!"
Трудно сказать, имел ли место этот диалог в действительности, но через некоторое время Королевский замок был взорван.
Кафедральным собором Косыгин был тоже крайне недоволен, но... собор спасла могила Канта. Среди партийных бонз, да и среди первых переселенцев наверняка не было тех, кто так или иначе не слышал бы о великом немецком философе. Которого, с его рассуждениями о звездном небе над нами и законе нравственности внутри нас, никак нельзя было "пристегнуть" ни к прусскому милитаризму, ни, тем паче, к фашизму.
Тень славного идеалиста уберегла материю - и вплоть до девяносто первого года Кафедральный собор был единственным в нашей области, лишенной храмов и "сугубо атеистической". Вроде бы мертвым, но присутствующим в жизни каждого. В качестве этакой духовно-стилевой доминанты.
Это, кстати, великолепно почувствовал режиссер Александр Кайдановский, снявший году в восемьдесят восьмом фильм "Жена керосинщика". Фильм, получившийся до мозга костей калининградским, московская критика приняла в штыки, а в России просто не поняли.
Еще бы! Один из лучших фрагментов "Жены..." - это, когда священник - бывший фронтовик в застиранной сержантской гимнастерке, с орденом и медалями на груди, сидит в руинах Кафедрального собора и, растягивая меха потрепанной гармошки, поет: "Вернулся я на родину, шумят березки с кленами..." А за его спиной в одном из закопченых оконных проемов пихаются два ангела. Наш гонит в тычки немецкого, а тот упирается, ругается, плачет...
Чтобы понять ТАКОЕ - здесь нужно родиться.
- У собора очень сложная судьба, - говорит Николай Чебуркин. - Первоначально под его строительство - тогда он назывался церковью соборного капитула епископства самбийского - был выделен земельный участок в юго-восточной части Альтштадта (до перекрестка, образуемого ныне Московским проспектом и ул. Октябрьской), северней нынешнего расположения собора. Строительство началось при епископе Зигфриде, продолжалось с 1297 по 1302 года. (Сама резиденция самбийского епископа находилась в Фишхаузене - ныне Приморск.)
Собор был посвящен святой деве Марии, святому Адальберту, святой Елизавете - и вообще всем святым. К концу двадцатых годов ХIV века территория, отведенная под кафедральную церковь, показалась новому самбийскому епископу Иоганну недостаточной - он обратился к магистру Тевтонского ордена с просьбой выделить участок попросторнее, что и было сделано в 1327 году.
Северо-восточный угол Кнайпхофа отвели под богоугодные цели. Но... в 1333 году магистр Тевтонского ордена Людерус Браунгшвейгский на время остановил возведение собора - из-за того, что церковные власти все больше превращали его в крепость. А крепость уже была - Королевский замок, принадлежащий Ордену. А поскольку земля принадлежала Ордену тоже, от церковников потребовали отказаться от притязаний на постройку крепости и воздвигнуть чисто культовое сооружение. Договоренность была достигнута, и 13 сентября 1333 года магистр Браунгшвейгский "дал отмашку" продолжать строительство.
